Во Владивостоке завершает свою работу уже четвертый Восточный экономический форум. При этом регион за год покинет еще 30 000 человек.
Несколько случившихся практически одновременно событий — региональные выборы, заседание Госсовета во Владивостоке и прошедший там же уже четвертый Восточный экономический форум — дают особенный повод задаться вопросом, почему терпит крах стратегия развития восточных регионов России.
Названные накануне в ходе статусных мероприятий факты и цифры говорят сами за себя. Несмотря на декларации и сопутствующие траты, люди с Дальнего Востока уезжают: по данным Росстата, на которые ссылается агентство Regnum, в 2018 году Амурская область, Хабаровский и Приморский края войдут в топ-20 лидеров по оттоку населения, всего регион за год покинут почти 30 000 человек (для сравнения, в 2016 году Дальний Восток покинуло, по официальным данным, 17 400 человек). И теперь чиновники утверждают, что для достижения поставленных ориентиров нужно привлечь сюда не менее 450 000 человек в ближайшие пять-шесть лет.
Чтобы оценить реалистичность задачи, достаточно вспомнить, что с 2016 года на «дальневосточный гектар» было подано всего 51 000 заявок, из которых лишь пятая часть пришлась на жителей центральных регионов России.
Реконструкция Владивостока, обошедшаяся почти в $20 млрд, пока не стала толчком к экономическому росту: аэропорт города загружен не более чем на 60%, а на свободную экономическую зону на острове Русский в период с 2013 по 2016 год не было подано заявки ни от одного потенциального резидента. Космодром «Восточный» стоимостью, превышающей $4 млрд, видел за два года своей истории всего три запуска. Из самого амбициозного промышленного проекта — завода «Звезда» — вышли южнокорейские партнеры, сроки большинства остальных проектов срываются. Однако все, что может ответить на это российская власть, сводится к очередным «вложениям в инфраструктуру», в том числе в модернизацию БАМа и Транссиба и в обсуждение проекта моста на Сахалин, на фоне даже не миллиардных, а триллионных заявок на инвестиции, массово поступающие от региональных начальников.
Зримым подтверждением того, как население региона относится к пропагандистской риторике Москвы и как воспринимает реальные изменения на местах, стали результаты состоявшихся 9 сентября выборов. Действующие губернаторы Хабаровского края и Хакасии, обещаниям которых жители узнали цену за их почти десятилетние пребывания на своих постах, проиграли первый тур выдвиженцам ЛДПР и КПРФ, в Приморье исполняющий обязанности губернатора единорос, представитель «Единой России» также не смог добиться победы в первом туре, а партия резко ухудшила свои показатели на выборах в региональные заксобрания и кое-где оказалась в меньшинстве.
Сами по себе такие результаты не являются уникальными. В 2013 году на выборах мэра Екатеринбурга победил выдвиженец «Гражданской платформы» Евгений Ройзман, в 2014 году на выборах мэра Новосибирска первым стал коммунист Анатолий Локоть, в 2015 году губернатором Иркутской области был избран кандидат КПРФ Сергей Левченко. Тогда стало очевидно, что народ готов выбирать не только единоросов и потенциал для победы есть у многих политических сил, несмотря на различные «муниципальные фильтры». А сегодня становится ясно, что «Единая Россия» теряет свои позиции из-за «грабительской», с точки зрения людей, социальной политики, и в менее благополучных сибирских и дальневосточных регионах это видно особенно отчетливо.
Жестокая правда состоит сегодня в том, что люди в массе своей не столько не хотят, сколько попросту уже не могут продолжать заставлять себя жить в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, несмотря ни на какие старания федеральных и местных властей. И на наш взгляд, эти усилия не приносят результата не столько из-за коррупции и некомпетентности властей, сколько по причине наличия в их действиях как минимум двух системных ошибок.
С одной стороны, в Москве повторили ту же ошибку, которую в свое время совершили советские руководители, положившись на «плановое» и «точечное» развитие. Регион сформировался еще в начале ХХ века и прожил больше ста лет в условиях очевидной оторванности от остальной страны, воспринимаясь как «геополитический форпост» (в отличие, например, от Западного побережья США, развивавшегося спонтанно и по сугубо экономической логике). Шанс на прорыв здесь появился лишь дважды: в конце XIX века, когда Россия воспринималась в регионе как «Европа», и на рубеже XX и XXI столетий, когда Дальний Восток мог вписаться в быстрорастущую экономику Восточной Азии. Но в Москве показалось, что «мы и сами можем», и регион так и не стал естественной частью тихоокеанской экономики. Мы отдали острова на Амуре Китаю, не получив взамен ничего, но не договорились хотя бы о частичном решении проблемы Курил с Японией, которое могло бы создать в этой части мира совершенно новую политико-экономическую связку. Мы не создали ни одной реальной СЭЗ по образцу того же Китая; разместили «открытый порт» не у границ Китая и Северной Кореи — в бухте Зарубино, а прямо в порту базирования Тихоокеанского флота; не поддержали инициативу бизнеса по введению региональных условий для предпринимательской деятельности — в общем, не сделали ничего из того, что следовало бы сделать, чтобы регион развивался сам.
С другой стороны, Москва сделала очевидно ошибочный выбор в пользу Китая, планируя свой «поворот на Восток». Ведь целью была не реализация экономических преимуществ, а создание «антизападного альянса» ради иллюзорного преодоления политической изоляции Кремля. В результате мы имеем растущий экспорт нефти и угля, подготовку к запуску «Силы Сибири» и переориентацию России как «энергетической сверхдержавы» с Европы на Китай, но без всякой модернизации своей экономики. По итогам 2017 года доля энергоносителей в российском экспорте в КНР (67,8%) уже превысила средний вес данной группы товаров во всем российском экспорте (59,2%), а ведь когда-то мы поставляли в Китай оружие и промышленное оборудование и имели профицит в торговле с ним. Москва не приняла во внимание ни то, что Китай, как индустриальная страна, не имеет никакого мотива способствовать индустриализации востока России и выращивать себе конкурента, ни то, что тесная экономическая кооперация Китая с США и Западной Европой не позволят Пекину игнорировать вводимые Вашингтоном и Брюсселем ограничения на сотрудничество с Москвой. В итоге китайских инвестиций в России как не было, так и нет, а южная часть Восточной Сибири и Приморье превращены в ресурсную зону Китая и прекрасно показывают местному населению, как надо развивать собственную страну и как этого делать не следует.
К этому добавляется еще один важный фактор. Российская колонизация Восточной Сибири и Дальнего Востока отражала собой проникновение в регион европейской цивилизации (китайцы до сих пор сохраняют русские кварталы в Харбине как памятники истории, безжалостно снося собственные устаревшие постройки). Русские на Дальнем Востоке воспринимали себя как европейцы в начале ХХ века и как провозвестники нового мира — в советский период. Сегодня население уезжает — и будет уезжать при сохранении нынешних трендов — в том числе и потому, что не считает себя культурно принадлежащим к азиатскому миру и не чувствует себя комфортно в его тени. Русские пришли на Тихий океан доминирующей силой, а сейчас выступают просителями, проигрывающими соревнование со всеми экономиками региона, кроме Северной Кореи. Единственным шансом на развитие мог бы стать Северо-Тихоокеанский союз с участием США, Канады, Японии и России для осторожного сдерживания Китая, но он давно упущен. И вместо поворота на восток — к Северной Америке, мы свернули на юг — к Китаю, как будто те, кто ведет за собой страну, никогда не смотрели на карту мира.
Если говорить о Сибири и Дальнем Востоке, то на выборах в прошлое воскресенье «Единая Россия» поплатилась, на наш взгляд, не столько за безумную пенсионную реформу, сколько за вопиющее несоответствие обещаний реальности. Кремль превращает Россию в аналог Китая с точки зрения несоблюдения прав человека, авторитарности управления, контроля за информацией и геополитических амбиций, но при этом не делает ничего, чтобы доказать обоснованность своих претензий реальным экономическим развитием или повышением уровня жизни граждан. Если в 2000 году ВВП Китая по рыночному курсу превышал российский в 3,6 раза, то сегодня он больше в 7,5 раз, а средняя зарплата в Китае, отстававшая тогда от российского показателя более чем вдвое, сегодня выше российской почти на четверть.
Сейчас вновь становится понятно то, о чем было забыто в 2000-х: сырьевая экономика не может обеспечить благосостояние страны масштаба России и получаемая рента недостаточна для развития «сверху», зато убивает желание развиваться «снизу». Поворот, сделанный нашей страной в последние два десятилетия от Запада к Югу и от экономической свободы к планово-бюрократической экономике, оказался ошибочным. И теперь наступает время прозрения — политического и хозяйственного. И первыми, похоже, начинают прозревать дальневосточники и сибиряки.
http://www.forbes.ru/biznes/366747-na-otshibe-pochemu-strategiya-razvitiya-dalnego-vostoka-terpit-krah
Несколько случившихся практически одновременно событий — региональные выборы, заседание Госсовета во Владивостоке и прошедший там же уже четвертый Восточный экономический форум — дают особенный повод задаться вопросом, почему терпит крах стратегия развития восточных регионов России.
Названные накануне в ходе статусных мероприятий факты и цифры говорят сами за себя. Несмотря на декларации и сопутствующие траты, люди с Дальнего Востока уезжают: по данным Росстата, на которые ссылается агентство Regnum, в 2018 году Амурская область, Хабаровский и Приморский края войдут в топ-20 лидеров по оттоку населения, всего регион за год покинут почти 30 000 человек (для сравнения, в 2016 году Дальний Восток покинуло, по официальным данным, 17 400 человек). И теперь чиновники утверждают, что для достижения поставленных ориентиров нужно привлечь сюда не менее 450 000 человек в ближайшие пять-шесть лет.
Чтобы оценить реалистичность задачи, достаточно вспомнить, что с 2016 года на «дальневосточный гектар» было подано всего 51 000 заявок, из которых лишь пятая часть пришлась на жителей центральных регионов России.
Реконструкция Владивостока, обошедшаяся почти в $20 млрд, пока не стала толчком к экономическому росту: аэропорт города загружен не более чем на 60%, а на свободную экономическую зону на острове Русский в период с 2013 по 2016 год не было подано заявки ни от одного потенциального резидента. Космодром «Восточный» стоимостью, превышающей $4 млрд, видел за два года своей истории всего три запуска. Из самого амбициозного промышленного проекта — завода «Звезда» — вышли южнокорейские партнеры, сроки большинства остальных проектов срываются. Однако все, что может ответить на это российская власть, сводится к очередным «вложениям в инфраструктуру», в том числе в модернизацию БАМа и Транссиба и в обсуждение проекта моста на Сахалин, на фоне даже не миллиардных, а триллионных заявок на инвестиции, массово поступающие от региональных начальников.
Зримым подтверждением того, как население региона относится к пропагандистской риторике Москвы и как воспринимает реальные изменения на местах, стали результаты состоявшихся 9 сентября выборов. Действующие губернаторы Хабаровского края и Хакасии, обещаниям которых жители узнали цену за их почти десятилетние пребывания на своих постах, проиграли первый тур выдвиженцам ЛДПР и КПРФ, в Приморье исполняющий обязанности губернатора единорос, представитель «Единой России» также не смог добиться победы в первом туре, а партия резко ухудшила свои показатели на выборах в региональные заксобрания и кое-где оказалась в меньшинстве.
Сами по себе такие результаты не являются уникальными. В 2013 году на выборах мэра Екатеринбурга победил выдвиженец «Гражданской платформы» Евгений Ройзман, в 2014 году на выборах мэра Новосибирска первым стал коммунист Анатолий Локоть, в 2015 году губернатором Иркутской области был избран кандидат КПРФ Сергей Левченко. Тогда стало очевидно, что народ готов выбирать не только единоросов и потенциал для победы есть у многих политических сил, несмотря на различные «муниципальные фильтры». А сегодня становится ясно, что «Единая Россия» теряет свои позиции из-за «грабительской», с точки зрения людей, социальной политики, и в менее благополучных сибирских и дальневосточных регионах это видно особенно отчетливо.
Жестокая правда состоит сегодня в том, что люди в массе своей не столько не хотят, сколько попросту уже не могут продолжать заставлять себя жить в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, несмотря ни на какие старания федеральных и местных властей. И на наш взгляд, эти усилия не приносят результата не столько из-за коррупции и некомпетентности властей, сколько по причине наличия в их действиях как минимум двух системных ошибок.
С одной стороны, в Москве повторили ту же ошибку, которую в свое время совершили советские руководители, положившись на «плановое» и «точечное» развитие. Регион сформировался еще в начале ХХ века и прожил больше ста лет в условиях очевидной оторванности от остальной страны, воспринимаясь как «геополитический форпост» (в отличие, например, от Западного побережья США, развивавшегося спонтанно и по сугубо экономической логике). Шанс на прорыв здесь появился лишь дважды: в конце XIX века, когда Россия воспринималась в регионе как «Европа», и на рубеже XX и XXI столетий, когда Дальний Восток мог вписаться в быстрорастущую экономику Восточной Азии. Но в Москве показалось, что «мы и сами можем», и регион так и не стал естественной частью тихоокеанской экономики. Мы отдали острова на Амуре Китаю, не получив взамен ничего, но не договорились хотя бы о частичном решении проблемы Курил с Японией, которое могло бы создать в этой части мира совершенно новую политико-экономическую связку. Мы не создали ни одной реальной СЭЗ по образцу того же Китая; разместили «открытый порт» не у границ Китая и Северной Кореи — в бухте Зарубино, а прямо в порту базирования Тихоокеанского флота; не поддержали инициативу бизнеса по введению региональных условий для предпринимательской деятельности — в общем, не сделали ничего из того, что следовало бы сделать, чтобы регион развивался сам.
С другой стороны, Москва сделала очевидно ошибочный выбор в пользу Китая, планируя свой «поворот на Восток». Ведь целью была не реализация экономических преимуществ, а создание «антизападного альянса» ради иллюзорного преодоления политической изоляции Кремля. В результате мы имеем растущий экспорт нефти и угля, подготовку к запуску «Силы Сибири» и переориентацию России как «энергетической сверхдержавы» с Европы на Китай, но без всякой модернизации своей экономики. По итогам 2017 года доля энергоносителей в российском экспорте в КНР (67,8%) уже превысила средний вес данной группы товаров во всем российском экспорте (59,2%), а ведь когда-то мы поставляли в Китай оружие и промышленное оборудование и имели профицит в торговле с ним. Москва не приняла во внимание ни то, что Китай, как индустриальная страна, не имеет никакого мотива способствовать индустриализации востока России и выращивать себе конкурента, ни то, что тесная экономическая кооперация Китая с США и Западной Европой не позволят Пекину игнорировать вводимые Вашингтоном и Брюсселем ограничения на сотрудничество с Москвой. В итоге китайских инвестиций в России как не было, так и нет, а южная часть Восточной Сибири и Приморье превращены в ресурсную зону Китая и прекрасно показывают местному населению, как надо развивать собственную страну и как этого делать не следует.
К этому добавляется еще один важный фактор. Российская колонизация Восточной Сибири и Дальнего Востока отражала собой проникновение в регион европейской цивилизации (китайцы до сих пор сохраняют русские кварталы в Харбине как памятники истории, безжалостно снося собственные устаревшие постройки). Русские на Дальнем Востоке воспринимали себя как европейцы в начале ХХ века и как провозвестники нового мира — в советский период. Сегодня население уезжает — и будет уезжать при сохранении нынешних трендов — в том числе и потому, что не считает себя культурно принадлежащим к азиатскому миру и не чувствует себя комфортно в его тени. Русские пришли на Тихий океан доминирующей силой, а сейчас выступают просителями, проигрывающими соревнование со всеми экономиками региона, кроме Северной Кореи. Единственным шансом на развитие мог бы стать Северо-Тихоокеанский союз с участием США, Канады, Японии и России для осторожного сдерживания Китая, но он давно упущен. И вместо поворота на восток — к Северной Америке, мы свернули на юг — к Китаю, как будто те, кто ведет за собой страну, никогда не смотрели на карту мира.
Если говорить о Сибири и Дальнем Востоке, то на выборах в прошлое воскресенье «Единая Россия» поплатилась, на наш взгляд, не столько за безумную пенсионную реформу, сколько за вопиющее несоответствие обещаний реальности. Кремль превращает Россию в аналог Китая с точки зрения несоблюдения прав человека, авторитарности управления, контроля за информацией и геополитических амбиций, но при этом не делает ничего, чтобы доказать обоснованность своих претензий реальным экономическим развитием или повышением уровня жизни граждан. Если в 2000 году ВВП Китая по рыночному курсу превышал российский в 3,6 раза, то сегодня он больше в 7,5 раз, а средняя зарплата в Китае, отстававшая тогда от российского показателя более чем вдвое, сегодня выше российской почти на четверть.
Сейчас вновь становится понятно то, о чем было забыто в 2000-х: сырьевая экономика не может обеспечить благосостояние страны масштаба России и получаемая рента недостаточна для развития «сверху», зато убивает желание развиваться «снизу». Поворот, сделанный нашей страной в последние два десятилетия от Запада к Югу и от экономической свободы к планово-бюрократической экономике, оказался ошибочным. И теперь наступает время прозрения — политического и хозяйственного. И первыми, похоже, начинают прозревать дальневосточники и сибиряки.
http://www.forbes.ru/biznes/366747-na-otshibe-pochemu-strategiya-razvitiya-dalnego-vostoka-terpit-krah
