Из дневника профессора Б.В. Никольского, участника и идеолога монархического «Русского собрания»:
15 апреля: «...Я думаю, что царя органически нельзя вразумить. Он хуже, чем бездарен! Он — прости меня Боже, — полное ничтожество...»
26 апреля: «...Мне дело ясно. Несчастный вырождающийся царь с его ничтожным, мелким и жалким характером, совершенно глупый и безвольный, не ведая, что творит, губит Россию. Не будь я монархистом — о, Господи! Но отчаяться в человеке для меня не значит отчаяться в принципе»
Из дневника выдающегося русского мыслителя-патриота, одного из идеологов русского национального движения М.О.Меньшикова, за 1918 г.:
«…При жизни Николая II я не чувствовал к нему никакого уважения и нередко ощущал жгучую ненависть за его непостижимо глупые, вытекающие из упрямства и мелкого самодурства решения. Ничтожный был человек в смысле хозяина. Но все-таки жаль несчастного, глубоко несчастного человека: более трагической фигуры „человека не на месте“ я не знаю…»
Юрист и член Государственного совета Российской империи Анатолий Фёдорович Кони:
«Его взгляд на себя, как на провиденциального помазанника божия, вызывал в нем подчас приливы такой самоуверенности, что ставились им в ничто все советы и предостережения тех немногих честных людей, которые еще обнаруживались в его окружении…
Трусость и предательство прошли красной нитью через всю его жизнь, через все его царствование, и в этом, а не в недостатке ума и воли, надо искать некоторые из причин того, чем закончилось для него и то, и другое… Отсутствие сердца и связанное с этим отсутствие чувства собственного достоинства, в результате которого он среди унижений и несчастья всех близко окружающих продолжает влачить свою жалкую жизнь, не сумев погибнуть с честью.»
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский (1852—1906), писатель, был приглашен в императорскую семью после возвращения из поездки по Манчжурии и Корее:
«Это провинциалы! Не скрою, я шел к ним, очень подтянувшись и даже несколько робея. Личное знакомство с царем — это не совсем обыкновенное знакомство...
И вдруг сидит симпатичный пехотный офицер, курит, улыбается, изредка ставит вопросы, но всё не о том, что должно интересовать царя, в царствование которого Россия выезжает на берега Тихого океана, где встречают вовсе не друзья, и — не радостно...
Зачем же звать к себе? А если позвал, то умей отнестись серьезно...»
Сергей Юльевич Витте (1849—1915), русский государственный деятель, премьер-министр (1903—1906):
«Царь не способен вести дело начистоту, а всё стремится ходить окольными путями... Поскольку же его величество не обладает способностями ни Меттерниха [австрийский министр, “автор” Священного союза], ни Талейрана [глава французского внешнеполитического ведомства в начале ХIХ в.], уловки обычно приводят к одному результату: к луже — в лучшем случае помоев, в худшем случае — к луже крови или к луже, окрашенной кровью».
Помимо жены и Распутина огромным влиянием на царя обладали великие князья. Наиболее заметными фигурами среди них были родные и двоюродные дяди царя:
Алексей Александрович — командующий русским флотом, которого после цусимской катастрофы освистывали в театрах;
Сергей Александрович (убитый Каляевым в 1905 г.) — генерал-губернатор Москвы, один из главных виновников «Ходынки»;
Николай Николаевич Младший (Николаша) — верховный главнокомандующий в 1914—1915 гг., во многом ответственный за неудачи русской армии.
Вот что пишет о них военный министр (1909—1915) Владимир Александрович Сухомлинов:
«В характере большинства из великих князей были признаки дегенерации, и у многих умственные способности настолько ограничены, что если бы им пришлось вести борьбу за существование как простым смертным, то они бы её не выдержали. Эти непригодные для дела великие князья, подстрекаемые окружающими их людьми или женами, присваивали себе право вмешиваться в дела правительства и управления, а в особенности — армии».
15 апреля: «...Я думаю, что царя органически нельзя вразумить. Он хуже, чем бездарен! Он — прости меня Боже, — полное ничтожество...»
26 апреля: «...Мне дело ясно. Несчастный вырождающийся царь с его ничтожным, мелким и жалким характером, совершенно глупый и безвольный, не ведая, что творит, губит Россию. Не будь я монархистом — о, Господи! Но отчаяться в человеке для меня не значит отчаяться в принципе»
Из дневника выдающегося русского мыслителя-патриота, одного из идеологов русского национального движения М.О.Меньшикова, за 1918 г.:
«…При жизни Николая II я не чувствовал к нему никакого уважения и нередко ощущал жгучую ненависть за его непостижимо глупые, вытекающие из упрямства и мелкого самодурства решения. Ничтожный был человек в смысле хозяина. Но все-таки жаль несчастного, глубоко несчастного человека: более трагической фигуры „человека не на месте“ я не знаю…»
Юрист и член Государственного совета Российской империи Анатолий Фёдорович Кони:
«Его взгляд на себя, как на провиденциального помазанника божия, вызывал в нем подчас приливы такой самоуверенности, что ставились им в ничто все советы и предостережения тех немногих честных людей, которые еще обнаруживались в его окружении…
Трусость и предательство прошли красной нитью через всю его жизнь, через все его царствование, и в этом, а не в недостатке ума и воли, надо искать некоторые из причин того, чем закончилось для него и то, и другое… Отсутствие сердца и связанное с этим отсутствие чувства собственного достоинства, в результате которого он среди унижений и несчастья всех близко окружающих продолжает влачить свою жалкую жизнь, не сумев погибнуть с честью.»
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский (1852—1906), писатель, был приглашен в императорскую семью после возвращения из поездки по Манчжурии и Корее:
«Это провинциалы! Не скрою, я шел к ним, очень подтянувшись и даже несколько робея. Личное знакомство с царем — это не совсем обыкновенное знакомство...
И вдруг сидит симпатичный пехотный офицер, курит, улыбается, изредка ставит вопросы, но всё не о том, что должно интересовать царя, в царствование которого Россия выезжает на берега Тихого океана, где встречают вовсе не друзья, и — не радостно...
Зачем же звать к себе? А если позвал, то умей отнестись серьезно...»
Сергей Юльевич Витте (1849—1915), русский государственный деятель, премьер-министр (1903—1906):
«Царь не способен вести дело начистоту, а всё стремится ходить окольными путями... Поскольку же его величество не обладает способностями ни Меттерниха [австрийский министр, “автор” Священного союза], ни Талейрана [глава французского внешнеполитического ведомства в начале ХIХ в.], уловки обычно приводят к одному результату: к луже — в лучшем случае помоев, в худшем случае — к луже крови или к луже, окрашенной кровью».
Помимо жены и Распутина огромным влиянием на царя обладали великие князья. Наиболее заметными фигурами среди них были родные и двоюродные дяди царя:
Алексей Александрович — командующий русским флотом, которого после цусимской катастрофы освистывали в театрах;
Сергей Александрович (убитый Каляевым в 1905 г.) — генерал-губернатор Москвы, один из главных виновников «Ходынки»;
Николай Николаевич Младший (Николаша) — верховный главнокомандующий в 1914—1915 гг., во многом ответственный за неудачи русской армии.
Вот что пишет о них военный министр (1909—1915) Владимир Александрович Сухомлинов:
«В характере большинства из великих князей были признаки дегенерации, и у многих умственные способности настолько ограничены, что если бы им пришлось вести борьбу за существование как простым смертным, то они бы её не выдержали. Эти непригодные для дела великие князья, подстрекаемые окружающими их людьми или женами, присваивали себе право вмешиваться в дела правительства и управления, а в особенности — армии».
